Ханс Р., рядовой  парашютно-танковой дивизии "Герман Геринг"

Интервью с истребителем танков (закончил войну в составе воздушно-десантно-танковой (парашютно-танковой) дивизии “Герман Геринг”) 

ИМЯ: ХАНС Р. 
ЗВАНИЕ: Рядовой

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

 - Не могли бы Вы описать Вашу предвоенную жизнь? 

До войны я жил с родителями и бабушкой. С 1934 по 1938 я ходил в Народную школу в Михелисе, с 1938 до пасхи в 1942 я занимался в языковом классе. В свободное время я часто ездил на велосипеде, предпринимал что-нибудь с друзьями, охотно читал и много мастерил. С 1934 по 1943 я всегда ездил со своими родителями к дяде в деревню. Мы помогли ему с уборкой урожая и ухаживали за скотом. Нам это неплохо удавалось. У каждого было занятие. Женщины не работали, они занимались только тем, чем им самим хотелось. Так было, пока из-за войны не наступил “дефицит мужчин”. После этого женщины были обязаны поступать на службу: в транспорт, на военно-вспомогательные должности и так далее. 

 - Получали ли Вы в тот период какое-нибудь военное обучение? 

Да, было несколько мест, в которых я получал начальную военную подготовку.
С десяти лет я вступил в “Немецкий молодой народ” (“Deutsche Jungvolk” – DJ – прим. перев.). Я должен был являться туда каждую среду (кроме праздничных дней) в 15.30 и субботу в 14.00 ч. В особых случаях нужно было приходить также и по воскресеньям. В DJ мы учились маршировать, ориентироваться по карте и компасу, составлять донесения и передавать их, занимались спортом и тренировались в стрельбе из пневматического ружья. Каждую год мы собирали вещи для “Зимней помощи”, нам рассказывали о немецкой истории и учили оказывать первую помощь. На летних каникулах и в троицын день мы на велосипедах или поездом отправлялись в палаточные лагеря. Во время четырнадцатидневного пребывания в лагере нас обучали тактике под руководством военных. Здесь я учился основам стрельбы из карабина, легкого пулемёта и фаустпатрона, а также нанесению камуфляжа и маскировки.
В 1944 меня призвали в RAD (RAD - Reichsarbeitsdienst – “Имперская трудовая повинность” – прим. перев.). RAD была подчинена вермахту. Нас не учили работе с лопатой или чему-нибудь подобному, зато обучали обращению с винтовкой, ручными гранатами, пистолетами-пулемётами и “Панцершреком”. 

 - Какое впечатление на Вас и Ваших родителей произвело начало войны?

Так как тогда я был юношей, я был в восторге, что, пожалуй, объясняется школьным воспитанием, занятиями в “Немецком молодом народе” и пропагандой. Служба в вермахте казалась очень заманчивой […] До тех пор, пока всё не пошло прахом, всегда говорили "Вермахт делает из каждого настоящего мужчину!". Прославление армии давало ей много добровольцев, особенно когда большинство верило в победу Германии. Единственные, кто относился к войне несколько иначе - это женщины, особенно те, у которых был призван на службу муж или друг. 
После начала войны мой отец добровольно пошёл служить в полевую почту. Он (как я сейчас считаю) поступил правильно, так как он не был отправлен непосредственно на передовую. Однако, во время войны было убито около двух тысяч сотрудников полевой почты, среди которых, к сожалению, был и мой отец. Если вы шли на службу добровольно, была возможность выбрать род воск, в котором вам хотелось бы служить.

 - Имелся ли поворотный пункт в этих настроениях? 

С началом войны против Советского Союза, отступлением из Африки, с ростом числа убитых и непрерывными бомбардировками городов проходило воодушевление. У стариков, жертв войны, а также у солдат появилось гораздо больше сомнений в победе, а Сталинград разрушил последние надежды. Обещанное чудо-оружие так и не появилось, хотя пропаганда ещё могла поддерживать боевой дух. Кроме того, у молодых солдат на первом плане всё ещё было желание получить награду. 

 - Как началась Ваша служба? Были ли Вы добровольцем? 

Я был добровольцем и пошёл служить в ВВС, в передвижной персонал. В Таухе я прошёл медицинское освидетельствование на пригодность к полётам на планере (Категория–А). 17.03.1945 меня направили в 7 запасной воздушный батальон в Крайльсхайме. Здесь проходило обучение по специальности “борт-стрелок”. Здесь нас долго атаковали американские истребители. 23.03 меня перевели в парашютисты. Я получил форму воздушно-десантных войск и начал обучение в качестве парашютиста. 27 марта нас подняли по тревоге и мы с двумя рюкзаками (один с бельём, второй со снаряжением (Sturmrucksack)) погрузились в вагоны. 
Ночью мы выгрузились - но где? Дальше мы двигались пешком через лес, над нами всё время был слышен шум авиационных моторов. По команде мы бросались то влево, то вправо в лес. Это были так называемые “швейные машинки” (этажерки) русских. Они сбрасывали бомбы, однако ни в кого не попали. Все мы думали, что прибыли на север, но, на самом деле, нас послали на восток. На гербе города мы прочитали “Хорин” ("Chorin"). Мы шли отрядом численностью около роты и на рассвете пришли в Липе (“Liepe”). Здесь нас поделили на взвода и сообщили, что мы теперь члены парашютно-танковой дивизии “Герман Геринг”. Жители и крестьяне нагружали свой транспорт разным добром, они просили нас не задерживаться в этих местах из-за опасений, что дело может дойти до боевых действий. Весь день и ночь мы слышали орудийную канонаду, время от времени и винтовочную стрельбу. Здесь была вторая линия обороны. Мы должны были занять окопы и противотанковые заграждения на холме. 

 - Расскажите вкратце про основные этапы Вашего обучения. 

Рабочий RAD в Цулльсдорфе – рядовой-лётчик в 7 запасном батальоне в Крайльсхайме - рядовой-истребитель танков парашютных войск в Гарделегене – рядовой-истребитель танков в дивизии “Герман Геринг”.
Я обучался обращению со следующими видами оружия: карабином обр.98, пистолетами-пулемётами Mp-38 и Mp-40, ручным пулемётом LMG-42, пистолетом Люгер, огнеметом, штурмовой винтовкой, ручными гранатами, фаустпатроном и “Панцершреком”. 

 - А что было потом? Опишите, пожалуйста, подробно Вашу дальнейшую службу. 

Нас поделили на три взвода (28.03.45). Я оказался в третьем противотанковом взводе. Во взводе было 20 истребителей танков, вооружение составляло четыре “Панцершрека”, два Mg-42, четыре огнемета и четыре фаустпатрона.
30 марта 1945 один товарищ и я были часовыми у противотанковых заграждений, когда около 15.00 ч. начался артиллерийский обстрел. Он закричал, чтобы я подошёл к нему и принял его пост. Был ужасный грохот, он кричал - снаряд разорвался в траншейном проходе. Хотя я почувствовал два укола в бедро и в спину, мои мысли были заняты только им. Его рука и левая нога были в крови, и я начал звать на помощь остальных. Мы перенесли его на перевязочный пункт к санитару. Только там я заметил, что сам ранен. Санитар меня осмотрел и на месте извлёк два осколка из бедра и спины. Мне оказали первую помощь, и я вернулся во взвод. 

 - Награждались ли Вы? Если да, то опишите, пожалуйста, при каких обстоятельствах. 

Я получал Железный Крест 2 класса за бой с русской разведывательной группой, которая хотела взорвать корабельный подъемник (док?) Нидерфинов с целью затопить укрепления в этом районе (этот район). Кроме того, мы уничтожили наблюдательную группу противника на небольшой электростанции в затопленной области Одерского озера. Мы добирались туда на штурмовой лодке в тумане. При этом мы сами были обстреляны нашими собственными войсками, хотя мы сообщили о задании. К счастью, никого не задели.
21.04.1945 мы получали задание разведывать, переправилась ли Красная Армия через Одер у Хоензаатена и если да, то как далеко она продвинулась. Группой на велосипедах командовал один фельдфебель. У нас было два Mp-40, два огнемета, фаустпатроны. До Одерберга мы ехали на шоссе – по пути нам не встретилось ни одной живой души. Недалеко от Хоензаатена шоссе кончилось, пошла узкая дорога, в лесу всё было покрыто маскировочными сетями. Здесь было большое военное предприятие, но сквозь деревья и кустарник на крышах ничего не было видно, поэтому мы оставили велосипеды, прошли немного пешком и начали наблюдение. Мы видели, как Красная Армия всеми силами переправлялась через Одер. Дважды попытки переправиться срывались нашей пехотой, однако потом резервов уже не было, и мы могли наблюдать, как красноармейцы беспрепятственно бежали через луг. В низине перед нами видны были лишь несколько ополченцев. Затем мы услышали, как оттуда приближается шум гусеничных машин. Мы сразу напряглись. Цеха закрывали нам время от времени обзор, что было нам на руку. Мы приготовились – в такие моменты испытываешь не очень приятные ощущения. Вдруг я увидел, как из-за здания медленно появляется танковое орудие. Я выстрелил из огнемёта и уничтожил этот танк. Фельдфебель и мой товарищ выстрелили из фаустпатронов в постройки, которые разлетелись на тысячи стеклянных осколков. Пригнувшись, мы побежали к своим велосипедам. По дороге от низины дорога была относительно спокойной. На велосипедах мы проехали местную почту и чуть не заблудились. Но теперь мы хотя бы знали, что происходит перед нами. 23 марта 1945 года я получал нарукавную ленту за уничтоженный танк и Железный Крест 1 класса за ту вылазку. После мы укрепляли и минировали наши противотанковые заграждения.

 - А было что-то такое, что запомнилось Вам особенно? 

24 марта фронт докатился до района Липе – Штехершлёйссе. Мы находились напротив опушки леса и неожиданно попали под обстрел снайперов, причём двух человек убили выстрелами в голову. 26 марта мы были вынуждены продолжить отступление. Теперь мы были арьергардом. Мы не осмеливались стрелять, хотя русские бежали вдоль опушки и были как на ладони. 

 - Контактировали ли Вы с военнопленными? 

Нет. 

 - В каких боях / операциях Вы принимали непосредственное участие? 

Нидерфинов, Липе, Одерберг, Хоензаатен, Штехершлёйссе, Йоахимшталь (Шорфхайде) 
В Йоахимштале наш взвод был атакован кавалерией русских. Незадолго до этого я с приятелем получал задание найти соседние подразделения. Найти нам удалось только рассеянное подразделение “Эльзасских егерей " которые заняли круговую оборону перед Шорфхайде. Потом на лесной дороге мы заметили кавалеристов, которые направлялись в нашу сторону. Мы укрылись в лесу - каждый сам по себе. Кавалеристы были уже совсем рядом, но они потеряли нас из виду. В Йоахимштале уже шёл бой, слышна была изрядная перестрелка. Когда стемнело я пробрался к шоссе. Днём там проходило огромное количество противотанковых орудий, танков, артиллерии и машин. 

 - Как и где для Вас закончилась война? 

Я лежал в лесу, когда меня кто-то позвал. Сначала я думал, что это был мой товарищ, но это оказался один из тех эльзасцев. Мы собирались перейти через шоссе, пробраться к озеру и переправиться на другой берег озера, где ещё шли бои. Мы торопились, но это не помогло - нас обнаружила русская кавалерия. Нас взяли в плен и привели в школу в Йоахимштале. Нас допросили (имя, возраст, часть; фотографии из дома потом вернули кроме фотокарточки отца (в форме)). У меня также забрали награды и часы. Кто знает, может это было и к лучшему. Я надеялся увидеть среди пленных товарищей из своего взвода. Всё уже должно было быть кончено. К вечеру нам раздали тарелки с жареным картофелем. 28 апреля 1945 я никогда не забуду. 29 апреля нас привели в сборный лагерь. 

 - Расскажите о времени, проведённом в плену, до Вашего возвращения домой? 

Первый лагерь, в котором я оказался, был сборный лагерь под Гросс Дольн (400 пленных). В этом лагере я был с 28 по 30 апреля, после чего я попал в лагерь под Гросс Шонебеком где было около 800 пленных. Там я также пробыл лишь два дня (1 и 2 мая). 3 мая меня перевели в лагерь численностью около 1200 человек под Бизенталем. Здесь я, собственно, и встретил конец войны. Русские танцевали и стреляли в воздух. Там меня первый раз проверили на трудоспособность. 9 мая начался четырёхдневный марш по дороге Врицен - Зеелов. По дороге мы не видели ничего кроме трупов. Трупы, трупы, разбитые оридия и танки и снова мертвецы. Жуткое зрелище. Люди без головы или ног, мертвые разлагающиеся животные, солдаты, раздавленные гусеницами, руки, ноги. В тех местах были последние большие бои перед Берлином. Я искал себе кастрюлю, так как до сих пор у меня не было никаких вещей, кроме настенного гобелена, который я использовал в качестве одеяла. На привале мы пили речную воду из Одера, несмотря на то, что в воде плавала пара солдатских трупов. Далее мы пошли в направлении Ноендамме. Это был бывший немецкий лагерь для военнопленных примерно на три тысячи человек. По дороге до него умерло несколько солдат и один старый фольксштурмист. У них тут же забрали ботинки. Однако русские ботинки отобрали, вернули только шнурки. Из-за сильного желания пить мы ели зелёный ревень, из-за которого потом у некоторых начался понос. Часовые начинали ругаться и кричать при любом подозрительном поведении, нам разрешалось лишь приседать на корточки, чтобы сходить в туалет. В самом лагере было полно клопов. По-моему, там их были целые колонии. Через три дня мы двинулись дальше, но только после того, как каждый должен был принять таблетки активированного угля. У нас было хлеба на десять человек и один ящик перловой крупы. Мы прибыли в Ландсберг у Варты (Польша) в пятый лагерь. Здесь последовал новый медицинский осмотр, и мы получили примерно по 300 г хлеба и борщ. Потом нас распределили на работы. Я с примерно двадцатью пленными попал в русский военный госпиталь. Мы должны были убираться в комнатах и колоть дрова. Некоторые раненые выглядели просто ужасно, и даже сегодня я помню, как они стонали. Без глаз, без ног, без рук. Лица некоторых были коричневого цвета от ожогов в танке или от огнемёта. Иногда солдаты ругались на нас или бросали в нас чем-нибудь, но, в общем и целом, мы с помощью рук и ног могли объясниться с ними. 
Через пять дней меня и ещё примерно шестьдесят человек погрузили в открытые вагоны и отправили на восток. Когда мы проезжали мосты, поляки кидали в нас камнями. Русские конвоиры стреляли по ним из своих пистолетов-пулемётов. (Die russischen Konvois schossen mit ihren MPi auf die Polen – может они, всё таки, в воздух стреляли? – прим перев.). Нас привезли в Позен (Познань) - там я попал в лагерь с примерно 45000 пленными – там нас поделили на сотни. Там я встретил товарища из моего взвода. Он рассказал мне, что видел, как командир роты был убит в числе первых. Они, пятеро человек, хотели вместе с фельдфебелем прорваться в направлении автобана, но из леса показались танки и отрезали им путь. Наши велосипедисты пытались закидать их гранатами, при этом погиб фельдфебель и ещё три человека. Он и еще один солдат сразу подняли руки и попали в плен. Потом их погрузили в машину и отправили в Эберсвальде. Что произошло с его товарищем он не знал, так как там их пересадили. Вскоре мы тоже разошлись. Через шесть дней нас погрузили в закрытые вагоны, по шестьдесят пленных на вагон, оборудованный нарами. Двери запирались. При остановках утром и вечером производилась поверка. Если во время переклички кто-то слишком медленно реагировал, он получал напоминание прикладом. Тридцатого мая я прибыл в Москву. Здесь я прошёл ещё одно врачебное обследование на предмет работоспособности. Через три дня меня вместе с 799 другими пленными погрузили на баржу и отправили вниз по Москве-реке, а затем по Oке. Семь дней мы были в пути, а после ещё совершили длительный марш до первого трудового лагеря. Место: Турово. Там мы должны были выполнять крестьянскую работу, резать дрань, заготавливать дрова на зиму и отвозить их в указанное место, валить лес и резать лёд. Здесь я попал в военный госпиталь из-за вскрывшегося гнойника на ноге. В марте 1946 я был переведён в Оншановку – это двести пленных, из которых полсотни венгров. Ближайшим большим городом был Серпухов. В конце ноября, находясь на работах в Сольвском (Solwxoye), (государственное хозяйство) - я получил первую почту из дома. В декабре 1946 меня отправили в Москву, в лагерь "Эскадрон". Там мы строили милицейские казармы и квартиры на Ленинградский улице. В 1947 наш лагерь посетило Московское радио (1947 besuchte uns Radio Moskau im Lager).
Девятнадцатого декабря 1949 мне выдали вещи для отправки домой - шапка (Schapka:), ватная куртка, рабочие брюки, одни кальсоны, одна рубашка, кирзовые сапоги (hohe Kunststoffschuhe). Мне разрешили взять одну куртку, пошитую лагерным портным. Подарок: сигареты, 50 г чая, фунт сахара в размере заработанных рублей. 20 декабря 1949 мы погрузились в вагон с цилиндрической железной печью и дровами (в теплушку). На этот раз двери не запирались. Сорок человек в вагоне - удобно для сна. Мы прикидывали так: 20 декабря нас погрузили, 4 дня мы едем до границы, 1 или 2 дня, а дальше - празднуем возвращение. Но мы ошибались. Во Франкфурте-на-Одере стояло около 10 поездов с примерно тремя тысячами бывших пленных. 28 декабря 1949 нам выдали справки об освобождении плюс каждый получил пакет Западногерманского Красного Креста. 
29 декабря 1949 я прибыл в Лейпциг - я был дома. 

Я благодарю господина Ханса Р. за интервью. 

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Материал с сайта http://www.deutsches-afrikakorps.de/ 
перевёл: Кулешов С.В.

назад к воспоминаниям